Ахой!

Думается, всё мне попалось вовремя. Как положено, вначале - "Мифы Древней Греции" в обработке Куна, вместе с другими сказками. В школе - познавательные книги для детей о реальных событиях, как про тех, кто делал историю, так и про тех, кто ее изучал, от Фемистокла до Шлимана. В юности - вперемешку источники (Илиада, Одиссея, Плутарх, а потом и вся античная литература согласно программе вуза) и героическая фэнтези от Олдей с новой, личностной подачей от давно знакомых персонажей. Валентинов как продолжение Олдей был читабелен местами, тем меньше, чем больше своего мутного навертывал вокруг Одиссея и Диомеда.
Теперь - Лайош Мештерхази "Загадка Прометея", с его общественно-политическим разбором исторической ситуации трех с лишним тысячелетней давности. С одним главным допуском, подобно Шлиману, - что описанное в мифах есть правда, что тысячелетия назад в Средиземноморье обитали некие существа, называемые богами. В школьном возрасте это сочинение я б недооценила за недостатком жизненного опыта, в юности же хотелось чего-то более эмоционального, философско-исследовательской же литературы был по учебе перебор Понравилось (спасибо  ninaofterdingen за наводку) - используя логику и глубоко закопавшись в материал (разве что по промелькнувшей еврейской части недоумение есть), не возводя, однако, его в ранг непогрешимо-объективного, венгерский писатель предлагает неожиданные решения, обоснованные и правдоподобные. А еще для меня важно, что Мештерхази - оптимист и гуманист.
Итак, "немного мифо-гео-историко-архео-этно-социо-психо-филологии" (плюс кое-что оставлю тут цитатами).
читать дальше
"Пора наконец человеку узнать своего доброго бога. И попытаться быть на него похожим!"

Прометей - перворожденный сын первого титана Япета, сына Геи и Урана. Это добрый, умный, умелый бог.

"Прометей спас Человека, дав ему огонь, и заплатил за это чудовищными страданиями, растянувшимися на семьсот — восемьсот тысячелетий, вернее — на миллион лет (а что еще выпало на его долю после освобождения!). Спас не наукой металлургии, не наукой добывать огонь, а просто самим огнем, одно лишь пользование которым означает уже и овладение ремеслами. Человек — и антропология подтверждает это, не оставляя ни малейших сомнений, — стал Человеком не тогда, когда овладел умением плавить металлы или хотя бы разводить огонь. Человек стал Человеком, когда попросту научился использовать для чего бы то ни было огонь, встречавшийся в природе. Для защиты от холода, для защиты от нападения хищников. Он оказался на Земле единственным живым существом, которое не боится огня, не бежит от огня с паническими воплями. Напротив, идет к нему! И, как ни ужасен чудовищный саблезубый тигр, как ни кровожаден и силен пещерный медведь — пятилетний человеческий детеныш берет в ручонки дымящуюся, рассыпающую искры головешку и тем обороняет себя от врагов. Гонит прочь и саблезубого тигра, и пещерного медведя. Не случайно самый древний, самый первый наш предок, в ученом наименовании которого уже нет и намека на обезьяну, тот предок, который, вне всяких сомнений, Homo, что подтверждает каждая деталь его скелета, — этот предок во всех раскопках неизменно обнаруживается вместе со следами огня. Со следами огня и орудиями, изготовленными сознательно.
...
Я дал человеку огонь и вместе с огнем ремесла затем, чтобы он не только выжил среди зверей, которые были сильнее его, но чтобы над ними возвысился. Счастлив увидеть, что так и произошло. Но теперь следующий вопрос: до какой степени ему возвышаться? Я полагал так: хотя бы и до богов. Ибо для человека, владеющего огнем и ремеслами, думал я, остановки нет. Обладая этим даром, человек будет рваться все выше, становиться все могущественнее — он станет, должен стать таким же, как боги. Но ведь человек и сам это чувствует, знает, — не может быть, чтоб не знал! Тогда почему раболепствует? Если он чувствует и знает в себе божественное призвание, а он, очевидно, это чувствует, тогда в его раболепстве притаилась и ложь: ложь из страха. Нет, нет, друзья мои! Мне не нужно ни храма, ни жрецов, ни жертвоприношений. И нет у меня излюбленного животного — когда надо, я ем то же, что вы. Но если вам все-таки хочется как-то отблагодарить меня за мой дар и за принятые ради вас страдания, если вы хотите смягчить мне память о пережитом, тогда поразмыслите о том, ради чего я сделал то, что сделал. И служите мне тем, что мне не служите. Лучше изо дня в день трудитесь над собою. Становитесь умнее, справедливее, храбрее, добрее. И тем — счастливее. "

Тема книги - загадка Прометея: почему человечество не почитало своего благодетеля? Чтобы найти ответ, Мештерхази детально рисует общественно-исторический фон, на котором миф размещает фигуру Прометея, и ключевой фигурой внезапно оказывается не перворожденный титан, а вроде бы изученный до последнего яблока в ладони богоравный Геракл, за ним проступают воспетые эпосом властители Микен и прочие лица божественного и человеческого происхождения, жившие в 13 веке до н.э. в пределах ойкумены.

Книга интересна сопоставлением информации, моделированием, а через это - новым, немифологическим взглядом на известные сюжеты и персонажей. Олди считали, что миф врет, т.к. Геракл не мог одновременно быть у двух выходов из пещеры, а значит, был не один Геракл, а два сына Алкмены. Мештерхази логично рассуждает, что был не один Геракл, а знатный герой со свитой - отрядом воинов, слугами. Автор дает свой порядок подвигов Геркала с обоснуем, заодно высчитывая время освобождения Прометея - между какими подвигами и даже в каком году. Пытается выстроить логические связи там, где есть исторические материалы и тексты мифов - и там, где их нет, а должны были быть. (Например, Нестор в Илиаде хвастается даже шапочным знакомством с героями и царями, но молчит о близкой дружбе со своим благодетелем - Гераклом... потому что предал его, что знали те, для кого пелась Илиада).

"Не чаще ли, не сильнее ли ненавидим мы того, кого обидели сами? Еще точнее: кого обидели несправедливо? И кто с тех пор самым своим существованием является постоянным раздражителем, источником угрызений совести."

Загадка Прометея... Почему после своего освобождения Гераклом Прометей исчез из людской памяти. Ведь он был единственным по-настоящему добрым богом, благодетелем человечества? Потому что стал жить среди людей, вести себя не как бог, поменял бессмертие на смерть - и умер как человек, тихо и незаметно, перед самой Троянской войной, лет через 20 после своего освобождения от цепей.

"Прометей не воскрешал из мертвых, не излечивал неизлечимых больных — он вообще не творил чудес. Если существовал бог, который не творил чудес, то это был именно Прометей. Он дал человеку огонь, поставил его на путь овладения ремеслами, принял за это адские мучения, но чуда не совершал. Более того, можно без преувеличения сказать: все, что он делал, было направлено против чудес! Ведь все, что он делал, было нужно затем, чтобы избавить человека от отчаяния, чтобы он не уповал на чудеса, а справлялся своими силами. " = и кстати, таки вот с кем у меня ассоциируется Император! Еще живой и целеустремленный, из 30-го тысячелетия.

Почему в самом деле человек делает вид, будто любит то, чего боится? Почему называет эту ложь благочестием? И почему верит да-да, верит! в свое собственное, мизерности своей могущество, если его боятся другие? Ты слышал, как они называют благочестивых людей? Богобоязненный! но тебя-то чего бояться? а если они тебя не боятся, откуда им знать, что ты - бог?

Прометей объяснял, что, во-первых, работать имеет смысл лишь добротно, красиво, тогда и сам человек будет получать от своей работы удовольствие. Затем: хорошее качество работы хороших людей создает, а хорошие люди и все житье-бытье устраивают по-хорошему. «Если я подсовываю другому несовершенную работу, этот другой тут же соображает: ага, значит, сходит и так. И уже сам выполняет свою работу спустя рукава. Если завтра ты переселяешь, скажем, рабочего-корабельщика в новое жилье, а в этом новом жилье пол стоит горбом, дверная ручка при первом же прикосновении отлетает, окна и двери толком не закрываются, — все это не просто для корабельщика того неприятность, это становится общественным злом, которое наваливается на всех, словно лавина! И послезавтра корабельщик такое судно сляпает, что Пилос тут же вернет его нам, даже смотреть не станет — я Нестора знаю, — а кто тогда у нас его купит, разве что Аркадия, на свои-то гроши! Ты, Кузнец, пойми: я такие вещи хочу выпускать из рук моих, чтобы тот человек, кто станет ими пользоваться, завтра стал бы лучше, чем он есть сегодня. Чтобы, только взглянув на эту вещь, он тотчас уразумел: человеку должно сравняться с богами, стать совершенным!»

Еще интересное предположение: дивные доспехи, описанные в Илиаде, принадлежат Прометею, а вовсе не грубому и глупому Гефесту: произведения получились божественными, судя по их описаниям, а имя Прометея уже забыли через несколько сот лет, к моменту записи Илиады, хотя именно он жил в Микенах в тот предвоенный период и ковал по царским заказам.

Мештерхази использует вариант перевода прозвища "Геракл" как "слава Гере", а не "гонимый Герой", как у Куна, что имеет значение, когда речь идет об эпохе смены матриархата и общинно-племенного строя патриархатом и строем рабовладельческим: "Я сражаюсь за равенство мужчин, а не против женщин".
Геракл вообще выведен как крупный политический деятель и сторонник партии мира, вот почему он избрал грифа своей священной птицей - "гриф не убивает даже мыши". А партия войны - Микены, и властвующие в них Пелопиды, Атрей с сыновьями Агамемноном и Менелаем.
"Мы знаем два - по меньшей мере два - типа "сердитой молодежи", отверженных. Один - это герои жеста, чье недовольство, так сказать, бессмысленно, бесцельно. Таковы, например, молодые Диоскуры - Кастор и Полидевк. Другой тип - Геракл и его соратники. Все свои деяния, всю свою жизнь Геракл строил под знаком конструктивной и прогрессивной для его времени идеи, он был подлинным героем. И к тому же на практике осуществлял политическую программу. То есть был великим историческим деятелем. Что, однако - и мы в этом еще убедимся, - нисколько не мешало ему быть в Микенах out-law. Граница между героизмом этих двух видов проступает не всегда отчетливо. Вспомним путешествие аргонавтов: это и подвиг, имеющий выдающееся идейно-политическое значение, и в то же время истинно хулиганская авантюра."

Странствия "Арго" подаются не как поход-приключение за драгоценной шкуркой, а как вполне рациональная экспедиция. "Арго" - флагман флотилии где-то из 50 кораблей (по числу героев-участников), причем торговой флотилии, которая должна была установить, существовала ли для Эллады возможность вернуться в мировую торговлю (при морской монополии пунийцев и полувековой пиратской войны). В ходе 2-3 своих плаваний Арго благополучно миновал морские проливы и везде от Кавказа до Сицилии, от Истрии до Ливии, возобновил связи с основанными в прошлом веке греческими колониями.

"В позднюю бронзовую эпоху юго-восточное полукружие Средиземного моря было заселено особенно густо: рабовладельческие государства, страны-поставщики товаров поддерживали друг с другом международные контакты, соседствуя в своего рода положении "пата". В этих странах уже существовало упомянутое выше "сословие праздных" - супербогатый социальный слой, не знавший уже, как распорядиться своими делами и самим собой, тот слой, который мы даже с дистанции в три тысячи двести лет не могли бы определить
точнее, чем определяет Веблен "праздных" своей Америки: это группа людей, у которых в противовес инстинкту созидания развивается инстинкт расточительства. Созидать эта группа уже не может, но что-то делать все-таки надо. Прежде всего она возводит в добродетель собственную беспомощность, то есть глубоко презирает труд. И болезнь свою тоже обращает в добродетель, то есть прославляет расточительство. Окружает себя максимальным числом максимально дорогих, но бесполезных предметов, испытывает вдруг потребность
в таких вещах, которые не служат действительным потребностям и являются лишь символами, фетишами, социальными аксессуарами --- демонстрацией власти и ранга. Так как труд есть самая естественная и самая древняя функция человека, та функция, которая сделала и делает его человеком, то для "сословия праздных" характерно глубокое презрение к естественному вообще.
Микенская мода сделала все, чтобы лишить женское тело его природных форм. Теперь и женщина не должна быть женщиной - безжалостно затянутое, деформированное женское тело также служит свидетельством высокого ранга. "Праздные" во все времена, в том числе и в микенские, расточали то, что для нас, простых, смертных, самое дефицитное и самое дорогое: время. Их речи были пространны и витиеваты. Они заполняли дни утомительными и бессмысленными, пожирающими время обрядами. При этом даже сами не очень-то
знали смысл и происхождение этих обрядов, но следовали им неукоснительно под страхом отлучения от "общества" - словом, то были аксиомы, равно как и самое расточительство."

Про ход Троянской войны в книге почти не говорится (об этом-то написано немало). Зато много сказано о поводах, причинах, многолетней подготовке, последствиях. Микены подмяли под себя всю Элладу и подготовились к войне, но Троя нападать не желала - и все таки должна была напасть, чтобы женихи Елены смогли выступить против нее оборонительным союзом. Для этого Елена соблазнила простоватого вояку-царевича Париса, затащенного в Спарту Менелаем именно с этой целью. Согласно плану, Елена сбежала в Трою, тем Троя жестоко оскорбила Элладу и дала повод к войне. Не принять ее было сложно - лет за 20 до этого сестра Приама Гесиона сбежала в Элладу с царевичем Теламоном, и это тоже был повод для войны, который замяли, но царевна в Троюне вернулась.
Троянская война отражена в записях Египта как поход "народов моря", как разгром Трои, хеттского царства ахейцами - и их разгром египтянами с последующим упадком Греции на те самые темные полтысячелетия. Человечество составляло 3000 лет назад примерно 20 миллионов, из них 10 миллионов детей, и рядом с этими цифрами стотысячное войско ахейцев - значительная цифра. Это действительно была крупная (практически мировая!) война.